Сказанное нами ранее относительно отношений между инициатической элитой и народом, на наш взгляд требует нескольких дополнительных уточнений во избежании появления какой-либо двусмысленности: и, прежде всего, не следует заблуждаться относительно смысла слова "вульгарность", которое мы использовали в связи с этим. Действительно, если выражение "вульгарный", которое мы используем в его изначальном значении, является по сути синонимом "народный", существует совершенно другого рода вульгарность, более соответствующая тому уничижительному смыслу, который вкладывается в это понятие в обыденном языке, истина же состоит в том, что это последнее определение относится как правило к "среднему классу". Чтобы понять, что мы имеем в виду можно в качестве примера вспомнить то четкое различие, которое провел А.К. Кумарасвами между "народным" и "буржуазным"1 искусством или если угодно, та разница, которая среди предметов обихода существует между продукцией прежних ремесленников и современной индустрией2. Это замечание ведет нас к понятию Malamatiyah, которое происходит от слова malamah, означающего "порицание"3; что следует понимать под этим? Это не значит, что действия подобных людей как таковые и с традиционной точки зрения действительно заслуживают порицания, еще более немыслимым представляется то, чтобы и не думая пренебрегать предписаниями шариатского закона, они бы намеренно принялись усердно поучать этому всех окружающих не только на словах, но и на собственном примере. Только их образ действия, поскольку он ничем не отличается от поведения народа4, выглядит достойным порицания в глазах определенного "мнения", которое как раз и является мнением "среднего класса", или людей, которые считают себя "культурными" согласно столь модному нынче выражению; концепция профанической "культуры", о которой мы уже говорили в другом месте5 действительно крайне характерно для ментальности этого "среднего класса", которому она благодаря своему поверхностному и иллюзорному "блеску" дает средство для маскировки своего интеллектуального ничтожества. Те же самые люди привыкли взывать к "обычаю" при любых обстоятельствах; и само собой Malamatiyah или ведущие себя подобно им представители других традиций никоим образом не склонны принимать во внимание этот "обычай", лишенный всякого смысла и духовной ценности, и, соответственно, беспокоится о "мнении", которое оценивает лишь видимости, за которыми ничего нет6. Вовсе не в видимостях "дух" или воплощающая его элита могут найти точку опору, поскольку они не отражают ничего духовного, будучи скорее отрицанием всякой духовности: там же, где дух находит свое отражение, даже и перевернутое как неизбежно случается с каждым отражением, там же располагается и его нормальная "опора", идет ли речь о телах на индивидуальном уровне или о народе на уровне общества. Как мы уже говорили именно поскольку самая верхняя точка отражается в самой нижней, можно сказать, что крайности сходятся: в связи с этим мы упоминали, что это можно сравнить с тем, что происходит в конце цикла, и этот вопрос требует чуть более подробных разъяснений. Действительно, следует отметить, что "исправление" посредством которого осуществляется возврат самой высокой точки в самую нижнюю является действительно "мгновенным", это значит, что в реальности оно является вневременным или лучше сказать, чтобы не ограничивать нас рассмотрением особых условий нашего мира, вне всякой длительности, что требует переход через непроявленное: это то, что составляет "интервал" (sandhya), который согласно индуистской традиции всегда существует между двумя циклами или двумя состояниями манифестации. В противном случае начало и конец не могли бы совпасть в Принципе, если речь идет о тотальности манифестации, ни соответствовать друг другу, если мы рассматриваем только частные циклы; кроме того, ввиду "мгновенности" этого перехода, на самом деле там не происходит никакого исчезновения непрерывности и именно это позволяет говорить о реальном совпадении крайностей, хотя точка совпадения ускользает ото всякого до той или иной степени внешнего исследовательского инструмента, поскольку она располагается вне ряда последовательных изменений, составляющих манифестацию7. По этой причине говорится, что любое изменение состояния может совершаться только в "темноте"8, а черный цвет в его высшем значении является символом непроявленного; но в своем низшем значении тот же черный цвет символизирует также неразличимость чистой потенциальности или первоматерию9 и, здесь вновь, эти два аспекта, которые естественно не должны смешиваться, соответствуют друг другу тем не менее по аналогии и соединяются определенным образом, согласно точки зрения, с которой смотрят на вещи. Всякое "преобразование" выглядит как "разрушение", если его рассматривать с точки зрения манифестации; и то, что в действительности является возвращением в изначальное состояние, если на это смотрят извне и с "субстанциальной" стороны, мнится "возвращением в хаос", так же как начало, хотя и вытекает непосредственно из Принципа, с той же точки зрения принимает видимость "наступления хаоса"10. Кроме того как любое отражение по необходимости есть образ того, что отражается, низший аспект можно рассматривать как представление в его относительном порядке высшего аспекта, естественно при том условии, что не забывают видеть в этом приложение "обратного направления"; и это истинно как для отношений духа с телом и столь же верно для отношений элиты с народом. Существование народа или того, что внешне принимается за таковой, является согласно разговорному языку "темным" существованием; и хотя те, кто использует это выражение несомненно делают это неосознанно, оно, в конечном счете, передает характер, свойственный "субстанциальной" роли, которую народ исполняет в общественном порядке: с этой точки зрения более уместно говорить не о тотальном неразличении первоматерии, но, по крайней мере, об относительном неразличении того, что исполняет роль материи на определенном уровне. Совершенно иным образом дело обстоит для посвященного, который живет среди народа, внешне не отличаясь от него: подобно человеку, скрывающему свою мудрость под наружностью не менее "темной", чем у толпы, он может, кроме самых разнообразных выгод, которые он в этом находит, воспринимать эту темноту самого своего существования как образ "горней тьмы"11. Из этого можно сделать и другой вывод: если посвященные, занимающие высшие ступени духовной иерархии, не принимают никакого зримого участия в событиях, развертывающихся в этом мире, это происходит потому, что подобное "периферийное" действие несовместимо с занимаемой ими "центральной" позицией; они держаться в стороне от всякого "мирского" различения, несомненно потому что осознают тщетность этого; но, кроме того, можно сказать, что, если бы они согласились выйти из темноты, их внешний вид более не соответствовал бы их истинному внутреннему облику, и если бы это стало возможным, то привело бы к своего рода нарушению гармонии в самом их существе: но это совершенно исключено, учитывая достигаемый ими духовный уровень, что, в свою очередь, исключает возможность того, что они действительно согласятся на это12. Кроме того, само собой разумеется, что то, о чем здесь идет речь, по сути не имеет ничего общего со "смирением", и что те существа, о которых мы говорим здесь, полностью стоят по ту сторону чувственного мира, к которому по сути дела относится последнее выражение; это вновь тот случай, когда внешне схожие вещи вытекают из совершенно различных причин13. Чтобы вернуться к тому вопросу, который представляет для нас здесь наибольший интерес, добавим следующее: "черное более черное, чем черное" (nigrum nigro nigrius), согласно выражения герметиков, если мы берем его в самом прямом и в некотором смысле наиболее буквальном смысле, есть конечно темнота хаоса или "адская тьма": но точно также, в соответствии с нашими разъяснениями, это естественный символ "горней тьмы"14. Точно также как "недеяние" воистину является полнотой действия, а "тишина" содержит в самой себе все звуки в их модальности para или непроявленного, так и "горняя тьма" в реальности является Светом, который превосходит всякий свет, то есть по ту сторону всякой манифестации и всего несущественного главный аспект самого света; и в этом, и только в этом, происходит окончательное совпадение крайностей. |
|